Пока протесты идут под «женскими» лозунгами — но в стране очень велико общее недовольство нынешней властью аятолл
В Исламской Республике Иран с середины сентября продолжаются массовые протесты. Их причиной стала смерть 22-летней девушки, задержанной полицией нравов. Ее звали Махса Амини и она умерла после ареста в Тегеране. Официальные власти отвергли обвинение в том, что причина смерти — пытки. Однако позднее появились свидетельства, что девушка была жестоко избита.
Студенты в Тегеране и соседи Махсы в ее родном городе Сакез вышли на акции протеста, скандируя лозунг «Женщина, Жизнь, Свобода!». Волна негодования прокатилась по стране. Амини была родом из Курдистана и там начались забастовки. Женщины демонстративно срывали с себя хиджабы и озвучивали уже другой призыв — «Смерть диктатору!». Акции продолжились, и толпы людей принялись забрасывали камнями полицию, выкрикивая: «Долой исламскую республику!» и «Я убью убийц моей сестры!».
Иранский кризис вызван взаимодействием целого ряда факторов — экономических, экологических, политических и национальных. Это создает возможности для расширения восстания и для его углубления. Массовые протесты в стране, включая насильственное сопротивление полиции, идут с 2017 года.
Сегодня участники демонстраций выступают против исламской республики. Некоторые требуют обычной светской республики. Другие поддерживают конституционную монархию во главе с отпрыском бывшего Шаха, свергнутого в ходе революции 1979 года. В иранском Азербайджане и, отчасти, в Курдистане прозвучали требования национальной независимости. В этих регионах живет до 40 процентов населения Ирана. Но главный лозунг восстания — Женщина, Жизнь, Свобода! Его символом стал сорванный с головы хиджаб.
Кризис исламской республики
То, что называется словосочетанием «исламская республика», является шиитской теократией. Во главе Ирана стоит пожизненно назначенный духовный лидер (рахбар) и его канцелярия «бете рахбари». Диктатура верховного лидера опирается на одну из иранских армий, в которую набирают наиболее религиозных военных — Корпус Стражей Исламской революции (КСИР или Революционная гвардия). В ней служит около 120 тысяч наиболее религиозных военных, солдат и офицеров, однако КСИР — не только армия. Это еще и сеть спецслужб и ополченцев, на которой держится режим. Ключевую роль в подавлении протестов населения играют ополченцы-басиджи, которые так же подчиняются руководству корпуса.
Одновременно, КСИР является могущественный корпорацией, которая контролирует около половины или даже, по некоторым данным, 80 процентов иранской экономики, судебную систему и почти все министерства. В руках КСИР буквально все, начиная от экспорта и заканчивая водными ресурсами. Например, сегодня иранские высокопоставленные чиновники не могут назвать точные цифры экспорта нефти — главного экспортного продукта страны — потому что он целиком находится в руках КСИР и организация не желает делиться этими данными не только с простыми смертными, но даже с высокопоставленными бюрократами. Что, разумеется, создает почву для коррупции невиданных масштабов.
В Иране для обозначения системы правящих в стране религиозных организаций используется термин «незам» (система). Это глубинное государство, к которому относятся верховный лидер и его канцелярия (управление), КСИР, на откуп которому верховный лидер, практически отдал страну, и некоторые другие институты.
Параллельно существует обычное государство. Однако выборные президент и парламент всего лишь обеспечивают логистику военно-религиозной диктатуры. Иранский президент — не более чем слабый премьер-министр при сильном авторитарном лидере.
Впрочем, даже эти парламентско-президентские структуры сегодня представлены сторонниками КСИР, потому что их оппонентам запретили принимать участие в прошлогодних выборах. Т.н. Совет Экспертов (нечто вроде исламского конституционного суда) по поручению верховного лидера отстранил около 600 кандидатов в президенты, оставив лишь 7 из них и убрав всех серьезных соперников Ибрахима Раиси, который в итоге и стал президентом.
Большинство иранцев не пришли на выборы, а еще четыре миллиона вычеркнули всех кандидатов. К тому же, правительство принудило миллионы государственных служащих голосовать за Раиси. Это разрушило остатки политической легитимности исламской республики, вызвав отторжение преобладающей части общества. Иранцы, которым раньше позволяли хотя бы выбрать раз в несколько лет начальника логистики, были возмущены и окончательно разочаровались в существующей политической системе.
Прежде политологи говорили, что внутри жесткого тяжелого экзоскелета диктатуры бьется маленькое живое сердце президентских и парламентских выборов, что придает определенную жизненность системе, убеждая население в том, что оно все же влияет на текущую политику. Сегодня это сердце парализовано.
Согласно исследованиям социологов, в Иране наиболее склонны к протестам самые густонаселённые регионы, регионы с преобладающим количеством молодежи, а также те, где на выборы пришло наименьшее количество людей. Как минимум, между потерей интересов к выборам и бунтами существует связь.
И, наконец, на происходящее наложилась болезнь верховного лидера. Али Хаменеи 83 года, по некоторым данным у него рак. На фоне состояния его здоровья возникла неопределенность — нет ясности, кто станет следующим главой теократии. На этот пост претендуют как минимум двое, сын лидера — Моджтаба Хаменеи и действующий президент Ибрахим Раиси. Оба связаны с различные группировками внутри могущественного КСИР. Оба крайне непопулярны в стране. Борьба за власть между ними может вносить раскол в элиты и мешать им подавлять протесты.
Бабий бунт — хиджабий бунт
В России в первой половине 20 века было широко распространено такое явление, как «бабий бунт». Возмущенные политикой властей женщины устраивали протесты, тогда как мужчины, опасаясь репрессий, сидели дома или подключались к ним позднее, преодолевая страх. Нечто подобное случилось сегодня в Иране — на улицы первыми вышли разгневанные женщины.
Более 70% иранцев выступает против обязательного ношения хиджаба, согласно имеющимся данным социологов. Как ни странно, ряд шиитских мусульманских теологов так же выступают в поддержку подобного мнения. В частности, один из лидеров шиитов Тегерана во время революции 1979 года аятолла Махмуд Телегани толковал священные тексты по-своему, утверждая, что ношение хиджаба является выбором женщины. Но его влиятельный соперник, утвердившийся у власти, создатель Исламской Республики, аятолла Рухолла Хомейни, думал иначе.
Режим Хомейни и его преемника, ставшего фактически абсолютным правителем Ирана, аятоллы Али Хаменеи, навязал иранскому обществу обязательный дресс-код, включая хиджаб. Причина заключалась в стремлении шиитского духовенства — религиозного класса, руководившего страной — контролировать повседневную жизнь граждан, постоянно вмешиваясь в нее и указывать на свое присутствие.
Кроме того, требование обязательного ношения хиджаба выдвигалось как аргумент в спорах с критиками Хомейни, как со сторонниками социал-революционных шиитских движений (единомышленники Телегани выступали за коллективную собственность, бесклассовое общество и власть выборного самоуправления — рабочих советов или «Шур»), так и со сторонниками светских социалистических и либеральных течений, требовавших конституционного государственного строя и соблюдения ряда индивидуальных прав и свобод.
Сегодня духовенство частично утратило власть, которая все больше переходит к КСИР. Как шутят в Иране, «люди в сапогах высасывают власть у людей в чалмах». Но режим, как и прежде, возглавляет духовный лидер — великий аятолла, который настаивает на ношении хиджаба. Полиция нравов преследует женщин, которые осмеливаются выйти на улицу без головного платка.
Главная причина потрясений последних лет в Иране — глубокий экономический и экологический кризис. С 2017 года страна время от времени проходит через волны массовых протестов. Иранские лидеры иногда называют это «новой нормальностью», считая, что у них достаточно силовых ресурсов, чтобы справится с проблемой. Однако, есть вероятность, что очередная протестная волна утопит их. Слишком много противоречий накопилось в иранском обществе.
Рост экономики практически остановился. До 65% иранцев живет на черте или за чертой бедности. Инфляция по официальным данным составляет около 50%, но в действительности она, возможно, намного выше. Рост дороговизны сопровождается «прекаризацией» — переводом работников на временную или неполную занятость, ухудшением их положения на рабочем месте. Именно это стало причиной забастовок рабочих-нефтяников, учителей и ряда других категорий трудящихся.
Для Ирана характерно широчайшее распространение детского труда: в стране с 90-миллионным населением насчитывается по официальным данным 7 миллионов работающих детей.
В Иране находятся несколько миллионов беженцев из Афганистана, шиитов-хазарейцев. Большинство этих мигрантов не имеют гражданства, испытывают проблемы с доступом к образованию и заняты на стройках в качестве бесправных полурабов. Это — самая угнетенная часть рабочего класса.
С экологией дела обстоят еще хуже. Иран превращается в пустыню. Некогда полноводные реки высыхают. Прежде всего это относится к таким рекам, как Карун и Заяндех руд. В результате целые провинции лишаются воды. Это вызывает время от времени протесты, например, в городах Ахваз и Исфахан. Когда прошлым летом Ахваз остался без воды (летом, при температуре 50 градусов по Цельсию!), там начались бунты против правительства.
Причина столь бедственного положения Ирана связана с двумя факторами — с крайне неэффективной экономической системой и с американскими санкциями.
КСИР и специальные фонды, принадлежащие духовенству («баниады»), контролируют преобладающую часть экономики. Множество предприятий и инфраструктурных объектов находятся под их контролем и получают государственные субсидии. С другой стороны, ряд бизнесменов, владеющих частными предприятиями, являются родственниками чиновников режима, братьями, племянниками и дядями сотрудников аппарата КСИР.
Благодаря непотизму (кумовству), эти предприниматели присваивают деньги, которые выделяет им государство в виде госзаказов и субсидий, и делит их со своей родней, что поощряет разбазаривание средств. Нечего и говорить о том, что коррупционеры обычно не подлежат суду, потому что судебная власть так же находится в руках КСИР.
Данная паразитическая коррумпированная форма капитализма стремительно обогащает верхушку чиновничества, одновременно приводя к росту неэффективности и бедности широких масс работников.
Ровно то же самое происходит с использованием водных ресурсов, с которыми в Иране традиционно имеются проблемы. Министерство, отвечающее за водные ресурсы, находится в руках КСИР, как и различные промышленные и аграрные предприятия, частные и государственные, забирающие драгоценную влагу. Кумовство и коррупция ведут к некомпетентному использованию воды, к истощению рек и подземных вод.
Вторая причина кризиса заключается в американских санкциях. В результате политического конфликта между Ираном и США американцы наложили на Иран более двух тысяч санкций, ударив по всем секторам экономики.
В результате иранский экспорт нефти, некогда дававший основную часть валюты — преобладающую часть экспортных доходов — уменьшился в несколько раз, с трех миллионов баррелей нефти в день до миллиона, а то и меньше. Стало меньше валюты для закупки иностранных товаров (Иран импортировал около половины продуктов питания) и, кроме того, импорт целого ряда товаров стал сложен или невозможен из-за санкций. Все вместе привело к тяжелым потерям во всех секторах.
В сложившейся ситуации, руководство Ирана решило построить «экономику сопротивления», то есть перейти к импортозамещающей индустриализации и к развитию собственных аграрных компаний, включая те, что выращивают влагоемкие культуры. Были построены сотни предприятий и агрофирм. Сотни плотин на реках помогли увеличить забор воды в аграрных и промышленных целях.
Увы, итогом стала катастрофа, опустынивание, как отмечает иранский ученый Халил Хани. Около трети иранцев сегодня испытывают проблемы, вызванные нехваткой воды. Миллионы фермеров оказались разорены или находятся на грани разорения — им нечем поливать свои поля и финиковые пальмы. Они переселяются в города, расширяя там зоны нищеты.
Иран быстро погружается в водоворот кризисов. Каждое решение, связанное с попыткой исправить положение в экономике, ведет к ухудшению ситуации. Социально-экономический и социально-экологический кризисы принимают катастрофический характер, дополняя и усиливая друг друга.
Национальные конфликты и регионализм
В Иране существует целый комплекс национальных проблем. Азербайджанцы, курды, белуджи и другие нацменьшинства составляют вместе около половины населения. Многие из них недовольны отсутствием или слабым присутствием школ на национальных языках. К тому же, часть этнических меньшинств относится к мусульманам-суннитам и им не нравится шиитская теократия. Также, меньшинствам не нравится отсутствие полноценного местного самоуправление, диктатура центра и то обстоятельство, что правительство выводит деньги и ресурсы из их провинций, развивая промышленность и снабжая всем необходимым провинцию Фарс и столицу — Тегеран.
По мере того, как в Иране падает популярность господствующей шиитской теократии, на смену этой интегрирующей, объединяющей страну организации и идее, приходит персидский национализм, включая, например, массовое паломничество на могилу царя Кира Великого. Однако рост персидского национализма в свою очередь вызывает встречное движение — рост азербайджанского, курдского, белуджистанского и арабского национализмов. В случае продолжения кризиса страна рискует развалиться на части.
Возрастной разрыв
Наконец, проблема Ирана в том, что режим, часть которого состроит из стариков, утвердившихся у власти после революции 1979 года, теряет контакт с населением. Огромную часть иранцев составляет молодежь. Ее раздражает сам факт того, что страной пожизненно управляет глубокий старик, совершенно не способный понять новые поколения. В свою очередь, Хаменеи твердо уверен: народным движениям нельзя уступать ни в чем, поскольку любая уступка может вызвать новые требования и только раззадорит его оппонентов. Все выглядит как конфликт между упрямым стариком и беспокойными юнцами.
В протестах принимают участие десятки тысяч молодых людей по всей стране, относящихся к самым разными общественным классам, от городской бедноты до золотой молодежи из самых богатых столичных кварталов, от студентов до безработных.
КСИР жестоко подавляет эти многоклассовые и многонациональные выступления. В общей сложности уже убиты и ранены сотни людей. В ответ молодые люди взялись за оружие — убитые появились и со стороны режима.
Рабочая революция?
В 1979 году в ходе антишахской революции иранские рабочие выбрали советы делегатов, организовали с их помощью всеобщую забастовку. Затем захватили заводы, взяли их в самоуправление. Лозунг иранской социальной революции (возможно, главный) звучал в то время так — «Хлеба, работы, свободы!».
Правда, позднее это движение было побеждено буржуазной диктатурой аятолл (шиитского духовенства) и КСИР (их лозунг был «Шах ушел, Имам пришел!»). Этот сегмент революции был связан в иранским традиционным бизнесом («базари») и шиитским мусульманским духовенством, которое принадлежало к тем же семейным кланам, что и представители национального бизнеса. Буржуазный альянс опирался на многомиллионную массу безработной или временно занятой бедноты пригородов, выживавшей благодаря продовольственной помощи, организованной вокруг мечети.
Духовенство рвалось к власти и богатству. Оно было заинтересовано как в свержении диктатуры шаха, связанного с транснациональным капиталом, так и в уничтожении рабочего движения, поскольку последнее бросило вызов его богатству, частной собственности как таковой, наемному труду.
Пока все выглядит так, что современная революция в Иране носит буржуазно-демократический характер. Ее лозунг — «Женщина, жизнь, свобода!» — в каком-то смысле пересекается с лозунгами 1979-го года (автор статьи поддерживает право женщин не надевать хиджаб, если они этого не хотят). Но при всем том, нельзя не указать на различия. Нынешнее иранское восстание пока не выглядит как классовая социальная революция. В 1979 году имели место различные тенденции, как связанные с борьбой рабочего класса за новый некапиталистический строй, так и буржуазно-демократические и даже буржуазно-диктаторские теократические, связанные с духовенством.
Возможно, рабочий класс Ирана, численность которого увеличилась за последние четыре десятилетия, сможет в будущем создать свои классовые выборные органы самоуправления — советы. Мы наблюдали это в прошлом году, когда 100 тысяч рабочих нефтяной и нефтехимической промышленности провели нелегальную забастовку, добиваясь роста заработной платы и протестуя против неолиберальных реформ — временной занятости, ухудшения условий труда. Они выдвинули рабочий совет, который координировал борьбу через канал Телеграм.
Большое значение имеет тот факт, что в Иране почти нет профсоюзов. Профсоюзное движение, которое связано с реформистскими формами борьбы (обращения в суд, ссылки на те или иные официальные документы) почти разгромлено режимом (может быть, кроме профсоюза учителей). Рабочие могут лишь создавать небольшие нелегальные группы для распространения призывов через социальные сети, либо они создают советы делегатов в ходе забастовок. Однако в настоящее время голос рабочего класса почти не слышен в Иране.
Тем не менее, иракский исследователь Анвар Наджмадин, наблюдающий за событиями в Иране, пишет следующее: «Имеет место классовое столкновение между бедными и правящим классом, продолжающееся с 2017 по 2022 год. «Женщина, Жизнь, Свобода!» — это лозунг либералов. Однако, в стране предпринимается много попыток создать рабочие советы. Многие из активистов, которые этим занимаются, были арестованы. Идея создания рабочих советов была впервые озвучена в 2018 году, в разгар забастовок рабочих в Хафт-Тепе на юге Ирана. Они заявили о необходимость того, чтобы рабочие взяли завод под свой контроль. Они сказали: «Приказы всегда шли сверху, но сегодня мы решили диктовать правила снизу. Мы ставим задачи перед правительством… Мы работаем коллективно, как совет… Среди нас нет места индивидуалистам, националистам, расистам и реакционерам. Наша альтернатива — рабочие советы. Это означает, что мы принимаем коллективные решения о нашей судьбе. Мы выносим свои суждения, мы действуем снизу».
Что дальше?
В последние дни протест затухает в столице — Тегеране. Но он распространился на ряд национальных регионов, где уже принял форму вооруженных столкновений представителей этнических меньшинств с силовиками. Это создает потенциальную угрозу распада Ирана, подобно тому, как это случилось в Сирии или в Эфиопии в последние десятилетия. Вполне возможен сценарий, при котором одни регионы останутся в руках режима, тогда как другие перейдут в руки местных этнический ополчений. Но пока о таком рано говорить.
